
Приказа «верить в чудеса» —
Не поступало.
Ей совсем не хотелось возвращаться в Нью-Йорк – она будто бы делала шаг назад, отступала, сдавалась и признавалась в том, что бессильна в сложившейся ситуации. Признавалась в том, что проиграла. В том, что была не права, и это не только больно било по самолюбию и самооценке, но и убивало крохотную теплящуюся в душе надежду на счастливый исход.
Счастливый исход – это точно не про Андромеду, и уж тем более не про Трэвиса; если где-то в небесной канцелярии все-таки существует и пишется Книга Судеб, их главы заканчиваются на прискорбной ноте, или в лучшем случае – многоточием. За долгие месяцы работы и борьбы женщина почти почти потеряла веру в науку и стала задумываться о том, что некоторые вещи предопределены задолго до того, как случаются, и, возможно, авария, унесшая жизнь невесты ее пациента и его здоровье, была спланирована кем-то неосязаемым, но могущественным. Это предположение было похоже на горячечный бред, и чтобы окончательно не сломаться в собственных же глазах, Андромеда винила во всем температуру – та не покидает ее уже неделю. А может и две – она сбилась со счета дней, сбилась со счета диктофонных записей. Не помнит, третий или четвертый день она в Нью-Йорке, а может – только приехала?
«Я не знаю, что происходит со мной и внутри меня, почему в голове такой бардак, а в грудной клетке – духота и жар. Я пытаюсь упорядочить мысли, но это похоже на борьбу с девятым валом – волну этих эмоций мне не победить; я зла, я напугана, я смертельно устала. Я возвращаюсь в этот чертов город не для того, чтобы кричать о помощи – для того, чтобы сказать о том, что ты и только ты виноват во всем.»
Андромеда давно придумала оправдание своему приезду в Большое Яблоко. Оправдание, да – была у нее такая привычка, как постоянно искать причину, которой можно было бы откупиться от сжимающей в тиски совести без ущерба своей гордости. И сейчас этой самой причиной была…месть? Желание переложить ответственность за неудачу на чужие плечи? Ярость? Вероятно, все вместе, но женщина действительно всерьез полагала, что когда она выскажет в лицо своему коллеге то, что у нее на уме и сердце, то ей станет легче.
Вероятно, так оно и случится – она больше не будет чувствовать себя единственной виновной в том, что состояние Трэвиса Гранта только ухудшилось с начала терапии.
Она не будет чувствовать себя плохим врачом.
Только плохим человеком.
- Неужели ты, дорогой мой друг, запамятовал как меня зовут? – Андромеда облизнула пересохшие губы, по которым проскользнула тень теплой улыбки: их с Мэттом разделяли сотни километров, о чем он на начало разговора еще даже не догадывался; скоро мисс Иверсен собиралась изменить это.
- Так-то лучше… - ее голос всегда звучал так, будто бы она поучала своего собеседника, но в нем никогда не было ни капли надменности и эгоизма. Даже сейчас, когда она делала Салливану предложение больше из-за корыстных побуждений, чем из чистого альтруизма. В конце концов, они оба останутся в плюсе – он сможет написать еще несколько статей, которые точно будут пользоваться популярностью, а она – успешно выполнит условия своего контракта, который не имеет возможности расторгнуть.
– А вот с этим есть некоторые трудности – вся информация и тем более, карта – под грифом «секретно», - она еле сдерживалась от того, чтобы не улыбаться по мере того, как удивление все больше и больше захлестывало мужчину на том конце телефонного провода, - Такие вещи передаются только лично в руки. В прямом, Салливан! Приезжай, Техас штат не такой большой, как каж…Техас, Те-хас. И чем же он тебе ТАК не угодил, можно поинтересоваться? Между прочим, Хьюстон – это кузница астронавтов, да будет тебе известно, - и на этом моменте Меда сделала паузу, глубоко набирая воздух в легкие и прикрывая веки, готовясь разыграть припасенный именно для такой ситуации козырь, - А я знаю, что тебе известно, ведь кем ты хотел стать до того, как загремел в медицину? Не астронавтом ли?.. – она прикусила губу и затихла – реакция Мэтта была столь же сладкой для ее ушей, как шампанское для победителя марафонской дистанции.
- Я просто очень внимательный слушатель, Мэттью, - Меда переключила телефон на громкую связь и положила его на стол, попутно делая запись «посмотреть рейсы Нью-Йорк – Хьюстон и забронировать гостиницу, для Салливана», - Конечно. Буду ждать! – нажимая на кнопку завершения вызова, она была стопроцентно уверена в том, что он перезвонит гораздо раньше, и совсем скоро будет уже здесь, рядом, работать плечом к плечу.
Для действительно хорошего специалиста Андромеда Иверсен совершала слишком много ошибок.
Не заводи домашних животных, не засиживайся на работе допоздна, не бери карты пациентов домой – это только цветочки, ягодки начались позже, когда она впервые позволила себе привязаться к клиенту, а дальше – хуже. Привязала к нему еще и своего друга. Почти неосознанно. Необдуманно. Из лучших, конечно же, побуждений.
«Благими намерениями я выстлала себе дорогу если не в Ад, то к бессоннице и одиночеству – я не могу заснуть ночами, потому что из раза в раз закрывая глаза мне мерещится Грант, и в этом не то видении, не то сне, он падает навзничь и захлебывается собственной слюной, его ломают конвульсии, душит припадок, но никто из дюжины стоящих поблизости врачей не может помочь, или же просто не хотят. И среди этой дюжины есть и я, будто бы парализованная и немая.
В стенах же квартиры, где живу, я из ночи в ночь бужу оглушительным криком своих соседей.
Мне кажется, они скоро вызовут полицию.
Мне кажется, у меня проблемы.»
- Привет, Мэттью. Мне кажется, у меня… Привет, Мэтт. Ты сможешь помо…Черт, почему это так глупо звучит?.. – Андромеда шла по скользким улицам, усыпанным снегом и разноцветным конфетти, совершенно не отражая действительность – ноги сами несли ее на угол улицы, где варили замечательный кофе, и где они с Салливаном проводили подобные зимние вечера, грея руки о горячие чашки друг друга, когда все еще было спокойно и беззаботно.
«Неужели это действительно когда-то было, и было с нами?..» - подумала Меда и подняла глаза в тот самый момент, когда в радиусе видимости возник знакомый высокий силуэт; в груди что-то защемило, а потом – закипело. Женщина сжала руки в кожаных перчатках в кулаки, через пару минут разжала назад и, глубоко вдохнув, продолжила идти.
- Здравствуй, - вот и ненужные условности, и набившие оскомину вежливости, вновь вставшие между ними. Будто бы образовавшейся после последней ссоры пропасти было недостаточного для того, чтобы они оба чувствовали себя в компании друг с другом неловко.
- Меня ничуть не смущает холод, - Андромеда чуть склонила голову в бок, поднимая взгляд в сторону Мэтта, но тут же отводя его куда-то в сторону, - В отличие от подробностей твоей личной жизни, - она пыталась шутить, но с годами ее чувство юмора едва ли стало лучше.
«Кажется, с годами я будто бы все начинаю делать хуже, вопреки логике и порядку вещей», - горько усмехнулась от своей же мысли женщина, принимая из рук друга (бывшего друга? Коллеги?) кофе.
- Да, пожалуй, я хотела бы взглянуть на твой новый кабинет, Мэтт, - ответила на предложение Иверсен, стараясь держаться непринужденно, но в ее интонациях и ломаных движениях все равно прослеживалось раздражение. Все те слова, которые она прокручивала в своей голове, готовясь озвучить в лицо Салливану, сжигали ее изнутри. Еще чуть-чуть и она не сможет больше терпеть. Поэтому она смазано улыбнулась и кивнула куда-то пространно, призывая двинуться в путь. А затем – выпила кофе, который действительно остыл, но, о чудо, не стал хуже.
- Чем занимаешься сейчас?.. – спросила Андромеда, чтобы разрушить тишину, морозящую до костей хлеще январского ночного ветра, с которым столкнулись они с Мэттом, вынырнув из-за очередного поворота на узкую безлюдную улочку. Ей было почти что все равно до того, что он ответит, но та часть, которая видела в Салливане не врага и виноватого, а того, кто может протянуть руку и помочь выбраться из омута, куда Меда угодила, искренне надеялась на то, что у Мэтта все хорошо.
Ведь у кого-нибудь должно же быть все хорошо?..
Спиной к ветру, и все же вырваться может чья-то душа.
Спасет, но не поможет. Чувствую кожей —
Пропащая.