«Если жизнь подкинула тебе гору лимонов – сделай из них лимонад», – этим принципом Оуэн руководствовался столько, сколько себя помнил. Не в его правилах, привычках и характере было внимать всему, что говорит его дражайшая матушка, учитывая, что он довольно рано понял, что на мир они смотрят через совершенно разные призмы, и где Дороти видела темноту и непроходимый мрак, Оуэн замечал хотя бы один луч света, и двигался в его направлении, несмотря ни на что, все же несколько полезных вещей из нравоучений он для себя почерпнул. И стремясь делать все в пику матери, научился приспосабливаться к обстоятельствам, и даже неудачи заставлять играть ему на руку. Можно ли было назвать то, что произошло за последние несколько часов той самой неудачей – вопрос философский, хотя большинство людей бы не задумываясь сказали, что так и есть; Оуэн же видел в спущенной шине, отсутствии нормальной связи и понимания, когда к ним приедет эвакуатор и вытащит их обратно на шоссе возможность.
Возможность остановить ход времени и заставить день, который был точкой в их с Кираном летней истории, стать многоточием.
Недосказанности, впрочем, было много – и когда они собирали вещи, готовясь выезжать назад в Нью-Йорк, и по пути, когда оба, очевидно, хотели о чем-то поговорить, но по большей части молчали, и даже сейчас, когда им не оставалось ничего другого, как греться у костра и ждать. И поскольку тишина всегда угнетала Оуэна, он изо всех сил пытался заместить ее историями, шутками – чем угодно, лишь бы не давать поводу лучшему другу думать, будто бы есть хоть один повод нервничать. А учитывая, что Ньюман достаточно хорошо знал человека, что сидел с ним рядом, он мог поклясться, что тот больше переживал за нарушенные планы на завтрашний день Оуэна, чем за свои собственные. Но переживать было совершенно не о чем – и будто бы в немом подтверждении этой мысли, которую озвучить почему-то робел и не торопился, Оуэн подлил еще чая в кружку Кирана и передал в его замерзшие руки, касаясь к пальцам на пару секунд дольше, чем следовало бы; проверял, не сковала ли его дрожь – от холода или чего-то еще, а заодно напоминая, что они вдвоем, и это уже хорошо.
Хорошо, что они у друг друга есть – простая истина, с которой нельзя было не согласиться. Одно из случайных стечений обстоятельств, которые многие люди предпочитали по жизни игнорировать. Лимонад, сделанный из тех самых лимонов, подкинутых лукавой судьбой – ведь кто мог предположить, что нелепое, буквально вынужденное знакомство на, возможно самой скучной вечеринке года, выльется в подобное чудесное мгновение.
Но гораздо более важным было то, что мгновение это – далеко не единственное из числа тех, что уже успели разделить Оуэн и Киран друг с другом. А сколько еще ждет впереди?.. Мужчина прикрыл глаза, и тень довольной, умиротворенной улыбки пробежала по его лицу – он слушал голос друга, вслушивался в каждое слово, в интонации, словно хотел запечатлеть в своей памяти не только то, что сейчас видит, но и все до единого звуки. Могло показаться, что то, что говорит Киран его рассмешило, но даже если так – совсем в ином ключе.
— «Должно произойти»... – повторил за другом Оуэн, — Да, я тоже так считаю. Наверное, это звучит несколько наивно, но мне кажется, что некоторые вещи случаются с нами совсем не просто так, мы даже можем не до конца отдавать себе отчет о том, почему делаем те или иные действия, принимаем какие-то решения... – он налил еще немного чая и себе, и вовсе не потому, что он закончился, а потому, что нужно было срочно прогреть горло и прогнать предательскую дрожь и волнение из своего голоса, — Поворачиваем направо, а не как обычно, налево, и все в таком роде. Я слукавлю, если скажу, что у меня нет ощущения, будто бы кто-то невидимый и неосязаемый надавал мне на руку в тот момент, когда мы съехали с основной дороги, но это вовсе не значит, что я против, – Оуэн рассмеялся и взял длинную палку, чтобы «взбодрить» горящие в костре поленья, украдкой поглядывая на Кирана и его лицо, одновременно довольное, но и слегла напряженное, и в его голове тотчас же возникла тысяча вопросов и столько же вариантов, как быть дальше.
Сидеть и слушать, не перебивая? А может лучше перевести тему и уйти от смеси философии, метафизики и эзотерики? Вставить свои пять центов драгоценного мнения? Спросить, все ли в порядке? А если окажется, что что-то все же нет? А если..?
Все непревзойденное умение Оуэна разбираться в людях и тонко улавливать метаморфозы их настроения будто бы в одночасье растворилось, погасло вместе с солнцем, зашедшим за горизонт так быстро, что никто этого не заметил. Опустившаяся темнота и прохлада заставляла их с Кираном садиться ближе к друг другу и костру, согреваться любыми доступными способами, и открываться с новых, неожиданных сторон. И это, по правде говоря, Оуэна пугало – он начал разговор, не понимая, к чему тот может привести, но боялся он вовсе не того, что сможет еще лучше узнать своего друга. Он боялся, что это может оттолкнуть самого Кирана. И поэтому до сих пор предлагал ему только чай, а не свою куртку, несмотря на то что Оуэна бросало в жар, и она ему самому была совершенно ни к чему.
Но вопрос, который неожиданно прозвучал несколько мгновений назад, заставил мужчину удивленно распахнуть глаза, а затем мысленно схватиться за него, как за спасательный круг, успокаиваясь и понимая: если сейчас страх и имеет место быть, то вовсе не в том негативном ключе, в котором Ньюман его представлял. А в вполне естественном, когда речь заходит о чем-то, что тебе очень, очень дорого.
— Я думал, что верю, — сказал Оуэн быстрее, чем понял, что выбрал совершенно неправильную формулировку и фразу для начала ответа на подобный вопрос, поэтому поспешил продолжить, — Точнее, я думал, будто бы понимаю, что это значит – «родственные души». В моей жизни были люди, которых я мог бы назвать своей родственной душой, но случалось так, что они уходили, а это ведь...невозможно. Невозможно взять часть себя и просто выбросить, оставаясь при этом таким, как раньше. И думал, что либо ошибаюсь в дефинициях некоторых понятий, либо просто со мной что-то не так, — он пожал плечами и даже усмехнулся, а потом безразлично и чуть озлобленно, а может и просто обессиленно, отбросил палку, которой ковырял угли, в сторону. И повернулся, встречаясь с Кираном взглядом.
— А потом познакомился с тобой. И понял, как ошибался, потому что даже если случится вдруг так, что нам придется...отдалиться друг от друга, — слова застревали в горле, но мужчина понимал, что останавливаться слишком поздно. Он придвинулся ближе к Кирану.
— Я буду уверен в том, что часть тебя всегда будет со мной, как и часть меня – с тобой. Будто бы так и было задумано. Будто бы так и должно быть.
Оуэн улыбнулся, глядя Кирану в глаза, а потом наклонился так близко, насколько только мог, и оставил поцелуй на самой границе его губ и щеки – мимолетный, теплый, ни к чему не принуждающий и не требовательный, но совершенно точно вторящий всему, что только что было сказано. А потом Ньюман прижался ко лбу Кирана своим лбом и улыбнулся еще шире, едва сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться.
Потому что ему сейчас было так хорошо, тепло и легко, как не было еще ни в один из дней ранее. Отступили страхи, холод, проблемы и все то, за что так цеплялся, пытаясь найти причину не говорить открыто о том, о чем думал последние несколько месяцев. А отважившись понял – все пережитое стоило этого благостного ощущения.
Ощущения, когда можно даже не говорить ничего, чтобы тебя прекрасно поняли.